Время для жизни [СИ] - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К бутербродам они перешли… нескоро. Зато — обследовали Зиночкину спальню и ее кровать. Кровать была — вовсе не узенькой девичьей кроваткой, а вполне себе… супружеским ложем. Полуторка, как минимум!
Отдыхая после приступа… интереса к чистому девичьему телу, они валялись на взбитом белье. Причем Зиночка — уткнувшись головой в подушки, и вообще не «заморачиваясь», что она — полностью голая, лежит раскинув ножки и чуть оттопырив попку.
Девушка приподняла голову, и, глядя на него мутными, но блестящими глазами, произнесла:
— Косов! Я не могу понять — где изысканность, где тонкий душевный трепет, где безумные ласки? Пока я вижу… и чувствую… только сплошное, ничем не прикрытое насилие. Грубое, какое-то дикарское… насилие.
— Тебе плохо, душа моя? Или… больно? — Иван протянул руку и погладил ее по спине, от шеи и до попы.
Девушка вздрогнула, но не отстранилась.
— Плохо? Или больно? Н-н-нет… и не плохо, и не больно. Было очень хорошо… И мне… хочется еще!
Они оставили гореть настольную лампу на столе. И девушка сейчас абсолютно не стеснялась своей наготы. Она была красива!
— Так… давай несколько изменим… наше общение, краса моя ненаглядная! Ложись вот так… да, на спинку, поудобнее! Вот… дай-ка мне вторую подушку… так, вот так мы ее положим, тебе под попу… и вот так, — Иван сполз по кровати вниз, к ногам девушки, — нет-нет-нет… вот ножки как раз сдвигать не нужно. Не нужно… их, как раз-таки, чуть приподнять нужно! И вот еще что — закрой глаза и не подглядывай!
Последняя фраза Ивана была — явной провокацией! Ну как же? Закрыть глаза и не подглядывать? Ага-ага!
Как она металась по кровати и стонала! Как стискивала ноги и подергивала попой! Мда… и правда — развратник! Чему девушку учит… где же она еще такого найдет? С кем такое почувствует?
Поэтому, когда она отдышалась, он так… намеком… предложил ей… поменяться ролями. К его удивлению, особых возражений не последовало! И даже глаза ему закрывать не предложили. Правда вот исполнение… хромало! Поэтому, поняв, что… разрядится у него не получится, он потянул ее к себе и усадил сверху.
К бутербродам они вернулись… ближе к утру. Попивая чай на кухне, сидя на стуле в том самом халате, Иван глядел на девушку напротив. Она, держа кружку в руке, забыв о чае, чуть улыбаясь, глядела в темное окно.
— Ну что ты, радость моя? Не жалеешь, что не пьяна, как в тот раз?
Она тихо засмеялась, покачала головой:
— Нет, не жалею. Все… очень ярко и здорово! Только… у меня чуть-чуть болит уже… там. Наверное… надо поспать?
— Вот еще… глупости говоришь! Сама потом будешь жалеть о бездарно потерянном времени. А что чуть болит… мы немного по-другому попробуем!
И они попробовали.
— Ну… как?
— Знаешь… я не могу сказать, что я… в восторге. Но… было интересно попробовать. Слышать-то я слышала, а вот самой… не доводилось. Но… такого блаженства… как если по-другому… точно не было.
Потом они принимали ванну… вместе. Для этого ему пришлось опять раскочегаривать колонку. Он, как и обещал, «потер ей спинку». На что она стонала, и закусывала губки. Потом — помыл ей ножки, во время чего она довольно мурлыкала. А потом… ему пришлось нести ее в кровать на руках, ибо Зиночка банально вырубилась, прямо в ванной.
Проснулся он, когда в окнах только начинало синеть. Девушка спала, отвернувшись к стенке, сташив с него все одеяло, и подмяв под себя обе подушки.
«Ну это даже не штамп! Это обыденность, такое вот поведение в кровати! Ага… надо что-то сообразить насчет «пожрать»!
Когда она, через пару часов, вылезла на кухню, замотавшись в одеяло, сонная, теплая и очень милая, он предложил ей:
— Яичница с колбасой? Тосты с вареньем? Яйца пашот? Кофе или чай? А борщ будет к обеду!
— Это что сейчас было? Ты что мне сейчас предлагал? Это что — все есть? И ты… это сам приготовил? Не верю… так не бывает! Вот только попробуй сказать, что этого ничего нет! Я тебя самого съем, за такие обманы!
Но все что он перечислил — было. Поизгаляться пришлось, конечно. Но он — справился. Ну какой пятидесятилетний мужик не сумеет это все приготовить. Сложнее всего пришлось с яйцами пашот. Но — мастерство не пропьешь!
Глядя, как Зина все это лопает, он с улыбкой спросил:
— Ну что? Нравится?
С полным ртом, а потому не очень внятно, она ответила:
— Знаешь, Косов… Я выхожу за тебя замуж! Ты — сочиняешь отличные песни, и скоро станешь знаменитым поэтом-песенником. Будешь зарабатывать очень неплохие деньги. Мы переедем в Москву, и будем жить… ну, где там все наши знаменитости живут? Я не знаю… Потом ты — бесподобен в постели… я раньше и предположить не могла, что мне будет… так хорошо! И ты — так готовишь! Ну и на морду ты… не так что уж и очень страшен!
Он был… несколько удивлен таким спичем! А девушка продолжила:
— Ага! Испугался! Я тебе еще не все сказала! Я, конечно, буду тебе изменять. Ну а как иначе? Все богемные люди, даже в социалистической стране, так живут! Успокойся! Ты мне тоже будешь изменять! Тут ничего не поделать, поэтому я — не против! Потом… потом ты меня откормишь! Я буду толстой-толстой! Меня перестанут замечать другие мужчины. И вот тут, Ваня, наступит для тебя самое страшное — тебе придется со мной спать! Или я… буду водить домой молоденьких курсантов… или бойцов из воинских частей. Они — всегда голодные… И на пожрать, и на женское тело! И я стану тебя постоянно пилить… за всяких там… певичек… или прочих… балерин! Вот такое счастье, Ваня, нас с тобой ждет! Ага! Боишься? Вот то-то же! Бойся!
Допив чай, она сказала:
— Ой… какое пузико у меня образовалось… даже самой страшно! Иван! Я сейчас в ванну. Утреннее омовение и прочий туалет. Потом… потом, Ванечка, мы с тобой немного выпьем… и повторим все, что делали ночью. Для закрепления урока… так сказать. А может ты и еще что-нибудь вспомнишь? Давай, вспоминай, пока я в ванной. И еще… там в спальне родителей, в трильяже, у мамы… разные крема стоят. Тащи их все к нам в спальню… Буду смотреть и
